Мая 24-го 1975 года мы опять с Розой отправляемся самолетом из Лос Анжелоского Интернационального Аэропорта.
Толпа нас больше не провожает, только наш сын Стефан и его жена Дебра, которые привезли нас на аэропорт. Нет больше беспокоящихся старейшин армянской церкви, нет заботливых лиц. Зачем им заботиться! Прошло двадцать четыре года с тех пор, как мы сделали первый полет. За это время мы с Розой пролетели больше трех миллионов километров.
Мы обменялись некоторыми словами со Стефаном о телевизионной программе, которую он снимал для Общения в Портланд, Оригоне в нашем отсутствии. Роза последний раз обняла Деби. Затем мы с Розой прошли через посадочную трубу в самолет. Мы летели в Гонолулу через Аук-ланд, где наших шестнадцать отделов приготовляли событие, названное "Иисус '75. По последним сведениям так много тысяч намеревалось приехать, что Общение вынуждено было заарендовать на семь вечеров ипподром, называемый Александра Парк.
Поднявшись в воздух, нам скоро подали обед, после чего Роза приклонила голову к окну для обычного в самолете отдыха. Для меня же здесь была хорошая возможность приготовить ответ на первый вопрос, который тысячи людей спрашивают: Что из себя представляет Общение?
Какой ответ я могу им дать? Статистически? Ответы эти были весьма интересными. Я вынул записную книжку и начал писать:
• Лет существования: 24.
• Число штатов с отделами: 50.
• Число стран с отделами: 52.
• Общее число отделов: 1,650.
• Месячная посещаемость отделов свыше половины миллиона.
• Быстрота роста: один новый отдел ежедневно.
Я улыбнулся, припоминая слова Орала Робертса: мечтай о тысячах отделов, которая в одно время казалось невозможной. Я продолжал писать: 
• Месячная циркуляция журнала Голос: 800,000.
• Телевизионных станций, с программой "Добрая Весть": 150.
• Еженедельная аудиенция смотрителей: четыре миллиона.
• Число полетов: три ежегодно с 1965 года.
Я опустил мое перо. Разве таким образом описывать Общение? Считая головы, события? Нет, не так.
А что сказать о различных служениях?
Исцеление, одно из них. Мы никогда не подчеркивали исцеления в Общении, потому что это сразу привлекало внимание. Но исцеления все же происходили. Все время. Иногда мы приглашали человека с даром Святого Духа исцеления, чтобы проводить особые собрания. Большей частью это были обыкновенные члены, совершающие свое обычное служение, применяемые Богом, в исключительное время.
Мое служение, например, было вспоможение, не исцеление. И все же...
В мае 1961 года Общение послало большую делегацию на Всемирную Конференцию Пятидесятников, которая состоялась в том году в Иерусалиме. Как приятно было ходить и видеть места, о которых мы знаем всю нашу жизнь из Библии. Масличная гора, красные ворота, Силоамская купальня — мы с трудом расстались, когда нужно было идти в аудиторию. Три тысячи людей присутствовали на конференции. Нам с Розой казалось, что все они приехали в вестибюль гостиницы в одно время, пробираясь в то же самое время в зал лекций. Конференция была такой популярной, что для входа нужны были пропуска.
Здесь мы встретились с нашим другом Джимом Брауном, делегатом Общения из Парксбург, Пенсильвания и вместе ожидали, чтобы поредела толпа.
"Деемос Шакаррян!" Голос был женский, с русским или польским акцентом. Я осмотрел зал. Кто мог меня звать?
"Вон там она".
Джим показал мне. Они пробирались через толпу в нашем направлении, мужчина и женщина. Она была невысокой, широкой, в возрасте свыше пятидесяти.
Мужчина с нею был калека; вряд ли я когда в жизни видел подобного ему. Он был согнутым в цифру 7. Он ходил с палкой, за которую держался обеими руками, его туловище было параллельно пола.
"Вы ищете меня?" я спросил женщину. Я даже не мог видеть лица мужчины.
"Да, господин Шакарриян. Этому человеку нужна помощь". Она объяснила, что она встретила его на краю города. Он попросил ее взять его в аудиторию, потому что он слышал, что там Иисус исцеляет людей. Когда же они узнали, что все места уже заняты, то кто-то им посоветовал обратиться ко мне.
Мне стало жалко этого несчастного человека. Женщина сказала мне, что оба они были евреями. Я сейчас же подумал о еврее в нашем Общении — Давиде Ротшильде, который был президентом нашего отдела в Беверли Хилс. Я знал, что Бог имеет особую любовь к Своему народу обетования. Но что я мог сделать в этом случае? Я не имел особых притязаний на ход конференции.
А затем мысль осенила меня. А если бы я дал мой билет этому человеку на послеобеденное собрание. Джим Браун был одним из спикеров на этом собрании сегодня, но что я... "Вот, здесь", я сказал, снимая мой значок. Тебя с ним пропустят".
Я стал на колени в вестибюле и склонился, чтобы достичь отворота его пиджака. Наконец я нацепил мой значок и хотел подняться, когда внезапно я услышал несомненный голос: Нет, Демос, не оставляй этого человека. Ты должен молиться о его исцелении. Сейчас же, здесь!
Я был поражен. Здесь. Теперь. В вестибюле, полном народа и высоких руководителей пятидесятнического движения со всего мира? Я глянул на Джима Брауна. Джим имел больший опыт с исцелениями, чем я и он...
Ты, Демос, тут же.
Оставаясь на коленах, я проговорил в ухо калеки: "Сэр, вы хотели бы, чтобы я помолился о вас сейчас же?"
В ответ на мои слова он положил свою голову поверх палки, на которую опирался и закрыл глаза.
"Дорогой Иисус", сказал я "Мы благодарим Тебя, что Ты сделал хромого, прыгающим от радости на этих холмах. Сегодня, Господь, другой хромой приходит к Тебе — один из Твоего избранного народа".
Слезы текли по его шишковатым кулакам и падали на пол. Вокруг нас начала собираться толпа.
"Во имя Иисуса Христа", я сказал ему, "выпрямись!"
Я слышал, что-то треснуло.
Сперва я подумал, что слабенький человек что-то сломал. Но стон, который вырвался с него, когда он поднял свою голову и спину был стоном освобождения, а не боли. С таким старанием, выраженным в стоне, он еще немножко приподнялся. Еще один треск. Опять борьба, как будто бы с невидимыми цепями. Еще выше.
Если до сих пор толпа в вестибюле не знала, что здесь происходит, то крик женщины обратил внимание всех на нас. "Чудо!", она продолжала кричать. "Чудо, произошло чудо!"
Маленький человек поднялся еще раз и торжественно посмотрел мне в лицо. Вокруг нас со всех сторон раздался возглас хвалы и благодарения Богу на многих языках.
Я, тоже, встал. Взял его палку. "Только в силе Иисуса", я сказал ему. И верно, сперва немного шаркая ногами, затем смелее, крепче, он начал ходить взад и вперед, выровняв спину и плечи.
Вместо речи, которую Джим Браун собирался говорить на следующем собрании, он рассказал о том, что случилось в вестибюле. Для этой пары уже не было трудностей получить место в аудитории. Для них и для нас нашлось место в переднем ряду на балконе. Иногда, когда Джим рассказывал, маленький человек подпрыгивал со своего стула: "Это я!" выкрикивал он. "Это я!" Он прыгал и танцевал по проходу до такой степени, что я начал бояться, что он опять станет хромым от переутомления.
Да, я мог рассказать это в Александра Парк, хотя я не мог его объяснить ни тогда, ни теперь. Не так, как с людьми особого дара исцеления, я не искал этого дара. Я не проводил дней и часов в посте и приготовлении. Не пребывала и сила со мной постоянно, а лишь иногда, на время, хотя многие нуждающиеся приходили ко мне до конца конференции.
Самое лучшее, что я мог сказать людям в Аукланде, что исцеление является нормальной функцией Тела Христова, и что любой член Тела может быть позван, чтобы совершить исцеление. Когда появляется в этом потребность, то ключом для этого, кажется, служит повиновение.
Я посмотрел виновно на Розу, которая прикрылась одеялом в самолете, и припомнил одну ночь в Довней.
Была полночь. Мы пошли в постель. Время выключить свет. Но по неизвестной причине Роза весьма неспокойная. Она встает, подходит к окну, приходит и опять садится на край кровати.
Для меня такое ее поведение было непонятным. Обычно, я бываю ночной совой. Роза всегда скоро засыпает. "Что с тобой, дорогая?"
"Вивиян Фулер!" Фулеры жили в южной части штата Нью Джерзей. Херб Фулер был президентом нашего отдела в Филадельфии. Я припоминаю, что при нашем последнем посещении их, его жена имела трудности с глазом. Но в это время ночи?... "Роза, ты знаешь, какое теперь время в Нью Джерзи? Три часа утра". Роза вздохнула. "Я знаю", сказала она. Да согласилась она, лучше будет подождать до утра. Но я никогда не видел, чтобы Дух Божий так волновал человека. Роза не могла успокоиться. Она опять зачесалась и легла в постель. Вернулась, чтобы проверить выключена ли печь и опять в постель. Поднялась опять проверить, закрыта ли дверь.
"Для твоего добра, дорогая", я, наконец, сказал ей, "иди и звони, прежде чем ты вытопчешь дыры в половике".
Роза подумала немного, а потом говорит мне. "Демос, а ты слушай на другом телефоне".
Я ушел в переднюю комнату и поднял трубку добавочного телефона.
"Вивиян", говорит Роза", повтори то для Демоса, что ты только что рассказала мне".
Без малейших признаков сна или удручения, Вивиян Фулер рассказала мне, что диагноз ее глаз показал, весьма усиленное развитие глаукомы, и что она не поддавалась лечению. Зная, что она слепнет, она старалась примириться с положением и проводила часы времени, учась ходить в комнате и не сталкиваться с предметами. Но, наконец, страх и разочарование овладело ею. В эту ночь, в особенности она, мучилась неизвестностью. Она лежала без сна и думала, что даже оставлена Богом. "Боже", наконец она взмолилась. "Если ты меня любишь, прояви это в том, чтобы кто-нибудь позвонил мне. Теперь, вот в это время ночи!"
Некоторое время было слышно только гуденье проводов.
"Вивиян", ответила Роза. "Бог не только повелел мне позвонить тебе. Он сказал мне нечто больше. Он сказал мне, что ты исцелишься. Совершенно".
Надеюсь, что мой глоток не был слышен на телефоне в Нью Джорзей. Роза продолжала рассказывать для Вивиян о всех чудных проявлениях Божьей силы, которую мы вместе все эти годы переживали в Общении. Позже трое нас молились о полном исцелении Вивиян в этот же час. Мы кончили в 1:30 утра в Довней и 4:30 утра в Нью Джорзей.
Вивиян позвонила нам несколько дней позже. "Я не имею ничего определенного сказать", сказала она. "Но через час, после нашего разговора по телефону, что-то лопнуло внутри моей головы. Я не знаю, как другими словами это выразить. На следующий день я пошла к специалисту. Он сказал, что после моего последнего посещения не было ухудшения в моем состоянии".
Через несколько недель позже Вивиян позвонила опять. Не только задержана болезнь, но улучшилось зрение.
Прошли месяцы и мы встретились в Статлер Хилтон Отеле в Нью Йорке на районной конференции. Я поделился в переполненном зале рассказом Вивиян, как наилучшие врачи в восточных штатах определили ее состояние, как неизлечимая глаукома. "А теперь..."
Вивиян поднялась по ступеням к микрофону. Она рассказала о мучительном развитии болезни. Как она каждый день напоминала себе, что, наверно, это будет последний день, в который она видит лицо Херба. Затем она припомнила самые трудные переживания ее депрессии, когда она лежала в кровати в три часа утра и молилась, чтобы кто-нибудь ей позвонил. Она рассказала, как Роза ей позвонила, последующее посещение врача и его удовлетворение, что ее глаза стали поддаваться лечению. "Я благодарю Бога каждый день за хорошее зрение!"
Господь продолжал применять повиновение Розы. Еще Вивиян продолжала свою речь, как люди начали вставать и выходить вперед к платформе. Двадцать шесть, страдающих глаукомой, вышли и стояли на платформе. В атмосфере, зараженной верой, все собрание молилось о них. Через шесть месяцев семеро из этих двадцати шести посещали конференцию в Вашингтоне, Д.С. Мы все еще не знаем об остальных девятнадцати, но этих семеро были полностью исцелены. На всех конференциях происходят подобные случаи и даже более удивительные, чем эти. Больные неизлечимым раком исцелялись на месте. Больной сердцем получил новое сердце, (не исцеленное, а новое, без признаков пластических кровеносных сосудов и клапанов, вложенных прежде хирургом). Молодой человек, умерший от пули 38 револьвера, поднялся и сел в госпитале в Джексонвиле и попросил воды, после молитвы директора Общения. Другой случай произошел в Южной Африке. Доктор признал человека мертвым, который после групповой молитвы из Общения ожил и носит свидетельство смерти в своем кармане. Подобное случалось всякий раз, когда кто-нибудь повиновался, независимо, как безнадежной казалось бы ситуация.
Или... наше служение достижения всего мира.
Для группы, которая молилась в декабре прошлого года, было дано число — один миллион, 250 миллионов людей необходимо достичь в 1975 году. Число это кажется астрономическим и нереальным. Но ведь наш век электроники не совсем кажется нам реальным, все же, благодаря электронике, мы уже достигаем неслыханные массы людей.
Радио передачи Общения еженедельно передаются на двадцать одном языке по всей Европе. Южной Америке и Азии. Дома, наши получасовые телевизионные передачи, серии "Добрая Весть", начали передаваться четвертый год по всей стране, с новыми отделениями в Канаде, Бермуде, Австралии и Японии.
Очень важную часть этого служения выполняет наш сын Стефан, который является главным производителем. Микрофоны, циферблаты, ленты — все это для него так натурально и ясно, как неясно для меня. Я страшился, когда был первый день перед камерой. Наша цель состояла в том, чтобы другие на "Доброй Вести" делились переживаниями так, как я делился когда-то на собраниях Общения. Все это кажется, очень просто, но так как время в студии очень дорого, мы надеялись заснять, первых тринадцать получасовых программ, в одну неделю.
Но когда я вышел на телевизионную платформу, посмотрел на кабеля, камеры, рабочих с секундомерами, я испугался, как корова перед новым стойлом. Текст указаний всегда меня беспокоил. Стоять здесь. Сидеть там. Поверните вашу голову теперь. Когда зажглись горячие световые лампы в семь часов утра, я начал потеть и к обеду, мне казалось, что с меня делали киносъемку в ванне.
Но всего хуже для меня было читать телепромптер — это коробка со словами у камеры. Я всегда путал мои слова. Я переставлял слова в предложениях, так что те, с кем я вел беседу, были столько же смущены, как и я. В конце двухнедельного заснятия я потерял десять кило весу и мой энтузиазм на это предприятие. В отчаянии я пошел к производителю первоначальной серии, Дику Ману.
"Освободи меня от чтения текста", я умолял его. "Я хочу говорить с людьми".
Вы не можете этого делать на ТУ, терпеливо объяснял мне Дик. Здесь приходится считать время до секунд и работники с камерами должны знать, где делать следующие снимки. И конечно, его экспертиза превозмогла, пока не вернулись снимки. Они показали механического человека со стеклянными глазами и деревянным лицом.
Следующую серию мы засняли в любительском стиле. Без текста, без подготовки, лишь с молитвой перед началом, с молитвой во время киносъемки и с молитвой в конце. Я не думал о механике, а о человеке, с которым вел беседу. Мы все почувствовали немедленно перемену — движение Божьего Духа в нашей студии. Камеры перестали защемляться, люди приходили на время и четыре интервью в получасовых отрывках сделали хорошее заключение. Дик Ман не мог прийти в себя. Всякий раз, когда он давал мне одноминутный сигнал, я заканчивал точно на время.
Случались еще более трудные вещи для объяснения. Однажды мы делали киносъемку в Порто Рико. Местный отдел избрал для этого восемнадцать рассказов. Нам предстояло много работы, которую необходимо было производить днями, а тут шел дождь.
После обеда мне предстояло иметь беседу с человеком, который излечился от проказы. Рабочие покрыли свои киноаппараты от дождя брезентом, и мы все сидели и ожидали. Рогелио Парила подошел ко мне и протянул руку. Вначале я подумал, что счастье, которое было на его лице, сделало день светлее, а потом я заметил луч солнца, который пробивался через тучи. Киносъемщики сняли покрывала и Рогелио с женщиной переводчицей, стали перед аппаратом.
С помощью Салы Олсен он нам рассказал о своей жизни, когда в девятилетним возрасте он узнал, что у него проказа. Физические страдания ему было легче переносить, нежели отчуждение от семьи и жизнь в лагере прокаженных. До этого времени он никогда не видел прокаженного. Внезапно он очутился среди них, чей вид страшил его. Но худшее было впереди. Через несколько лет он был так обезображен, хуже всех остальных, со страшными ранами, что даже другие прокаженные сторонились его и не ели с ним.
Когда ему наступил двадцать первый год, группа христиан пришла посетить лагерь прокаженных, и он впервые услышал весть об Иисусе. Весть эта переменила Рогелио из несчастного и безнадежного человека в полного любви и радости христианина. За это время болезнь уничтожила его голосовые связки. Он начал просить Бога, чтобы Он опять даровал ему голос, чтобы он мог сказать другим о его новой жизни.
Однажды он узнал, что в пятидесятнической церкви около Рио Педрас будет происходить собрание исцеления. Невыразимая надежда начала наполнять его сердце. Он стал умолять заведующих лагерем разрешить ему посетить это собрание, сидя в сторонке, подальше от других людей.
Когда формировалась линия больных для исцеления, он задержался, чтобы все остальные прошли раньше к исцелению, которое совершалось, как он заметил, возложением рук. Никто, он думал, не осмелится положить на меня руки. Никто не прикоснется к прокаженному.
Наконец у алтаря стало свободно. Рогелио быстренько вышел наперед и склонил свои колени. Пастор Торес подошел к нему и возложил на его голову обе руки. Затем он положил их на его лицо, на его плечи, он обнял его две руки, и в этот момент, свидетельствует Рогелио, он был исцелен.
Прошло много времени пока доктора поверили своим испытаниям, что Рогелио не был более активным прокаженнным. Позже, его выписали из лагеря, и последних двадцать пять лет Рогелио проповедует по всему Порто Рико. Бог даровал ему обратно красивый голос не только говорить, но и петь. В сопровождении музыканта, который ему аккомпанирует, живым тембром Рогелио вышел и спел для славы Божьей.
Не успела замолкнуть последняя нота, как тучи опять закрыли солнце. Киносъемщики и музыканты убрали свои инструменты под укрытие и полился сильный ливень.
Мы обменивались переживаниями в собрании того вечера в Сан Хуан. "Как было хорошо, что дождь подождал, пока мы закончили нашу работу!" Некоторые с удивлением переглянулись. В Сан Хуан дождь того дня лил без остановки даже на одну минуту...
Таким образом, мы теперь приготовляем наши телевизионные программы три года подряд, без текста, без подготовки, уповая на Духа. Они не совершенные, но в них мера правды, которая трогает людей.
После программы каждая телевизионная станция подает номер телефона местного представителя группы, для желающих, посоветовать или добавить что-нибудь новое. У меня было подсчитано где-то, сколько человек нам звонили по всей стране. Я сложил эти записки в карман сиденья впереди меня, чтобы потом положить в мой портфель. Роза к этому времени проснулась и с интересом посмотрела на колонки номеров, которые я записал. "А что значит "ТУ 13/3?” спросила она.
"Тринадцать программ в три дня", сказал я. Столько, обычно, времени требуется на киносъемку теперь, не так ли? И мы никогда не повторяемся". Я начал искать отчеты. "Я хочу знать, сколько людей звонят нам по телефону после каждой программы".
"Демос", сказала Роза позже. "Не важно, сколько людей звонят, а важно, что с ними случается. Важен даже один человек и какая происходит в нем перемена".
Один человек, но который рассказ из тысячи рассказать вам? Я мысленно прошел от Порто Рико на запад. Восточное побережье. Средний Запад. Через горы и до Калифорнии. И еще дальше на другую сторону страны, в Гаваи. И я подумал о Харольде Шараки.
Харольд был первым человеком, который позвонил на телевизионную станцию в Гонолулу, когда начались программы в сентябре 1972 года. Он не собирался слушать в то воскресенье утром. Он хотел сделать что-то совсем иное. Харольд родился на кофейной ферме в Кона на острове Гаваи, шестым из шестнадцати детей. По добрым японским обычаям, он был научен, усердно работать, уважать других и почитать властей.
Харольда отец был парализованным. Когда он заболел, все старшие дети оставили школу и начали работать для поддержки семьи. Благодаря усердию всей семьи, которая не боялась работать даже под горячим солнцем, Харольд смог продолжать свое образование, и был первым в семье, который закончил среднюю школу.
После этого Харольд начал работать и помогать остальным своим братьям и сестрам учиться. Он подымался каждое утро в 4 часа утра, одевался при керосиновой лампе и шел много километров на ту или другую кофейную ферму, где он работал. Когда все его братья и сестры закончили школу, тогда он женился, и обзавелся своей семьей.
К этому времени Харольд переселился в Гонолулу и работал портовым грузчиком, потом служащим в магазине, и наконец, он начал свое коммерческое предприятие. Его трудолюбие принесло ему успехи. К 1970 году он собрал значительную сумму денег.
А затем средства эти от него были взятые очень деликатным способом, с улыбкой, людьми, которым он доверял. Когда он осознал случившееся, его вера, на которой он строил свою жизнь, рушилась.
Конечно, это была вера в человеческое достоинство и старание — не в Бога. Номинально Харольд и его семья считались буддистами, но как и другие жители острова они верили во множество богов и духов. Один из богов, по имени Одайсан, был весьма важным у них. Каменное изображение этого бога было в японском храме в Кона, к нему они семейно обращались за советом во всех решениях. Когда бог одобрял решение, его изображение было легко поднять. А когда его с трудом можно было сдвинуть с места, ответ был отрицательный.
Уже долгие годы Харольд сомневался в своих традиционных верованиях, замечая порабощение, в котором они держали его и семью. Его мать, уже старушка, вдова, жила в постоянном страхе обидеть то или другое божество.
Когда Харольд переехал в Гонолулу он присоединился к церкви епископалов, потому что в ней, ему казалось, было больше свободы от страха. Он даже убеждал свою мать стать христианкой, но она объяснила ему, что хотя Иисус был одним из богов, к которым она молилась, Его заинтересованность была только в белых людях. На каждой картине Он был изображен с бородой, сказала она, что есть доказательством того, что Он не заботится о жителях востока.
Разорившись денежно, Харольд обратился за советом к своему проповеднику. Тот весьма сочувственно выслушал его, согласился с ним, что поступок с Харольдом был весьма несправедливым, но посоветовал ему не судиться. "Подобные вещи в коммерции случаются очень часто, и ты ничего не сможешь сделать. Пробуй забыть всю эту сделку".
Но Харольд обнаружил, что он этого не может сделать. Он перестал есть, встречаться с друзьями, сидел в гостиной с завешенными окнами, и чувствовал рост ненависти в своем сердце. Честность, жертвенность, длиные часы тяжелого труда — если все это не привело к добру, то какой смысл в жизни? Лучше умереть. Мертвые могут спокойно спать. Мертвых никто не обманывает и не грабит.
У Харольда был друг, у которого было ружье. Харольд не хотел умереть сам. Прежде, чем он покончит с собой, он покончит еще с двумя другими. Даже с тремя, если он успеет, а потом покончит с собой.
Мысль эта не давала ему покоя, пока она не стала одержимостью, единой мыслью в его голове. Воскресенье. Это должно быть в воскресенье, потому что он скажет своему другу, что он хочет поехать на охоту. Воскресенье в сентябре, как только откроется сезон на охоту...
Воскресенью, которое Харольд избрал, пришло. Жена опять упрашивала его идти в церковь. Он не был в церкви с тех пор, как он говорил, с проповедником. Харольд только покачал головой.
"Открой хотя телевизор", упрашивала его жена. "Посмотри на бейсбол". Его странное безразличие, ее страшило. Харольд опять покачал головой и уныло посмотрел на жену. Она никогда и не подозревала, что было у него в уме. Верно. Открою телевизор. Буду смотреть в телевизор, пока она перестанет беспокоиться и уйдет в церковь. Он посмотрел на часы. Было 10:35. Послеобеденные игры начались опять на континенте. Он включил канал номер четыре. Два человека вместе вели беседу. Один был белый, а другой — он не был уверен. Возможно полинезиец. (Я засмеялся при вспоминании, что не раз я благодарил Бога за интересные черты армянского лица. Евреи принимают меня за еврея. Арабы думают, что я араб. В Южной Америке меня считают испанцем, а на востоке меня признают индусом. А здесь в Гонолулу, на меня смотрят, как на Гавайца.) Будучи расстроенным, Харольд не мог понять, что эти два человека говорили. Протянувшись ближе к телевизору в своем кресле, он смотрел на их лица. Они выглядели счастливейшими людьми во всем мире. Он пробовал разобраться в их словах, но его мысли были рассеяны. Но он не переставал смотреть. Внезапно чудный мир снизошел и наполнил полутемную комнату. Любовь. Согласие. Надежда — как будто эти качества вытекали из телевизора.
В конце программы был показан номер телефона. Сидя перед телевизором с того момента, как он включил телевизор, Харольд повторил для себя номер телефона.
Несколько минут позже он говорил по телефону с Рой Хичкоксом нашего отдела в Гонолулу, слыша слова, которые были трудными, чтобы поверить. "Иисус знает всю твою ситуацию... Иисус поможет тебе в твоих трудностях... Иисус любит тебя".
Сегодня Харольд является не только руководителем в своей епископальной церкви, но и в Общении по всему острову. Он никогда не выручил обратно свои деньги, но Общение помогло ему освободиться от бремени огорчения и гнева и одержать победу над собой. Он не только помог себе, он помог сотням других сделать новое начало в жизни.
Первой была его восьмидесятитрехлетняя мать. Смотря на перемену в жизни сына, она поняла, что здесь была сила большая той силы, которую она старалась так долго умиротворить. Она и другие члены семьи сложили разные изображения и объекты поклонения, которые они хранили в своих домах, на большую кучу и сожгли их на церковном дворе. Харольда мать умерла в 1973 году счастливой и довольной христианкой.
Случаи, подобные этим, убедили нас, что телевидение имеет место в видении, открытом мне о пробуждении всего мира.
Такое же значение имеет и реактивный самолет для путешествий. Я начал считать страны, которые мы посетили с Доброй Вестью: Англия, Швеция, Норвегия, Франция, Италия, Япония, Филиппинские острова, Вьет-Нам, Индия — более пятидесяти. Во многих из этих стран нечто большее, чем несколько недель собраний, осталось после нас — местный отдел, иногда несколько отделов, как центры для дальнейшей активности мирян.
В таких странах, как Финляндия, Эстония и Югославия мы не могли молиться или рассчитывать на долгие результаты нашего труда. Я думал о моем первом посещении коммунистической страны и решение, которое родилось во мне.
Наша небольшая группа квартировалась в Гавана Хилтон, переименованную в Куба Либра, после того, как Кастро пришел к власти в Кубе. В этом отеле Кастро имел свою квартиру, и отель был переполнен военными, но самого вождя трудно было увидеть. В одно утро, около двух часов утра, собираясь ложиться спать, я внезапно почувствовал, что если я оденусь и спущусь лифтом в ресторан, я встречусь лицом к лицу с Кастро. У меня был большой опыт с Духом, чтобы теперь противоречить такому необъяснимому откровению, поэтому я очень тихонько оделся.
Роза открыла свои глаза. "Куда ты идешь?"
"Вниз, встретиться с Кастро".
Роза тоже была знакома с такими побуждениями от Духа.
"Это очень хорошо", сказала она спящим голосом.
В ресторане сидела группа весьма молодых солдат, в возрасте пятнадцати или шестнадцати лет. Они сидели у прилавка, и пили оранжевый сок. Годы тому назад, сказал мне официант, место это было переполнено в эти часы. "Северо-американцы", сказал он со вздохом. "Из казино". Он показал рукой по направлению опустелого помещения под сценой. "Им было безразлично, сколько они проигрывали".
Он взял мой заказ на тарелочку мороженого и ушел со вздохом на кухню. Вернувшись, он задержался у стола с видимым удовольствием поговорить. Кубанский испанский язык разнился от мексиканского, среди которого я вырос, но у нас не было трудностей понимать один другого. "Когда придет премьер Кастро сегодня вечером", я сказал официанту, ""скажи ему, пожалуйста, что я, владелец молочной фермы из Калифорнии, хочу с ним поговорить". "Сегодня вечером?" повторил официант. "Его не будет сегодня. Он никогда не приходит так поздно". Я кончил мороженое. "Сегодня он придет". Официант с удивлением посмотрел на меня. "Разве вам кто сказал, что он придет сегодня?" Я немножко задержался с ответом. "Да", я согласился, "мне кто-то сказал".
Человек покачал головой. "Невозможное", заметил он. "Он никогда не приходит позже десяти часов вечера".
И, казалось, что официант был прав. Прошло других пять минут. Десять. Молодые солдаты ушли. Я взял мой счет и подошел к кассе. Кассир считал мою сдачу, когда я услыхал стук сапог по коридору. Скоро через дверь вошло восемнадцать или двадцать чернобородых мужчин в оливково-зеленой форме. Некоторые из них имели при себе винтовки, другие с американского изделия автоматами. В центре группы был Фидель Кастро.
Кастро сел у стола и заказал бифштекс, а охрана расселась вокруг по всей комнате. В комнате не было на кого другого смотреть, как только на меня. Я заметил, как официант нагнулся и что-то шепнул на ухо Кастро. Он посмотрел на меня, а потом пальцем кивнул мне, чтобы я присоединился к нему у стола. Я сел по его правую сторону, при сознании, что дула всех винтовок через комнату следовали за мной. Кастро спросил меня несколько вопросов о молочном деле в Калифорнии и был немного разочарован, что не мог угостить меня бифштексом. "Когда я приеду к вам в гости, я выпью у вас целых четыре литра молока".
По всей комнате раздался взрыв смеха. К моему облегчению ружья опустились и некоторые из них закурили.
Я знал революционного вождя только по его бесконечным радио речам. Я удивился при личной встрече с ним, что он был внимательным и осторожным слушателем. "И что привело вас в Кубу?" спросил он меня позже.
Я сказал ему, что мы приехали группой, чтобы познакомиться с кубинцами в нашей отрасли работы и рассказать им, что Святой Дух совершает среди людей, подобных им в других странах.
Опять, к моему удивлению, он проявил искренний интерес. Он сказал мне, что однажды ему пришлось быть в госпитале в Бровнсвиль, Тексас. "Каждый день там было два человека на программе телевидения. Один из них был Билли Грейм, а другой — Орал Робертс. Я думал о них, что они частные люди и то, что они говорили, было правдой".
Мы провели в разговоре тридцать пять минут, когда очень пьяный и очень злой Северо-американец появился у стола. "Разве вы никогда не отвечаете на письма?" добивался он. "Я ожидал три месяца на ответ от так называемого правительства".
Я не мог вникнуть во все подробности того, о чем он говорил, но я понял, что он был владельцем ночного клуба, перед тем, как он был закрыт теперешним правительством. Пришлось удивляться смелости этого человека в комнате, полной вооруженных солдат. Но он был слишком занят собой, чтобы их замечать. "Вы теряете деньги", говорил он. "Не забудьте, что я вел хорошую торговлю здесь".
Лицо Кастра позеленело, почти как цвет его туники. "Хорошая торговля?" сказал он. Вы считаете это хорошей торговлей? Картежная игра и проституция? Разве это то, чем были заинтересованы ваши люди в нашей стране?"
Я пробовал встретиться взглядом с прошлым хозяином ночного клуба. Вряд ли можно было быть настолько пьяным и поглощенным собой, чтобы не понять этого вопиющего вопроса.
Заботились ли вы о нас? Сколько вы нас знали? Пьяный не был в состоянии слушать. "Не читайте мне морали! Кубинцы имели хорошую прибыль. Почему всякий раз..."
Кастро поднялся, не окончив ужина. Он был на полдороги к двери, солдаты с ним. Внезапно он повернул в мою сторону и протянул мне руку.
"Я рад вашему посещению", сказал он. "Я бы хотел..." Его лицо все еще выражало недовольствие, и он не окончил своих слов. Через минуту они все ушли; владелец ночного клуба последовал за ними, все еще с обидой на случившееся. Я остался один у стола. На часах было пять минут третьего. Я бы хотел... Я бы хотел, чтобы больше людей приехало из вашей страны в Кубу молиться, а не картежничать.
Если бы так было, думал я, когда лифтом подымался наверх. Каким был бы мир сегодня, если бы миллионы путешествующих американцев ехали с Божьей любовью к людям, которых они посещают?
Если бы они поехали сегодня...
С того вечера я включил мысль эту в мою просьбу, где бы я ни был с друзьями Общения. Идите. Говорите добрую весть. Путешествуйте для Бога. Помогите возместить путешественников по свету, которых мир очень часто видит. И наши люди пошли. Пошли, как те, которые получили по верности других мест и других стран и пришли к ним, чтобы отплатить свой долг.
Я думал о сентябрьском, вечере в Москве в 1966 году, семь лет после моего посещения Кубы. Здесь я мог сказать двум тысячам и двумстам, собравшихся в церкви Ев. Христиан и Баптистов, как русские пятидесятники пришли через горы в Армению своими крытыми возами. Две тысячи двести человек поднялись со своих мест, подняв руки к небу, плакали от радости, когда Дух повеял на это собрание. На следующий день я имел возможность записать этот рассказ для Московского радио и благодарить русских людей от глубины моего сердца за принесенный нам невыразимый Божий дар.
Я опустил мое сиденье ниже и закрыл глаза. Люди по всему свету просыпаются от смерти в жизнь. Да, вот в этом цель Общения.
И я видел это в нашей гостиной в Довней. Что еще было показано в видении? Люди воскресали не только для Бога, но и для других людей. Те, которые были изолированы друг от друга, собирались вместе, находя один другого. Вот это Общение.
Начиная заседание Конференции, мы просили поднятием рук дать знать, сколько епископалов, сколько пресвитериан, сколько баптистов на этом собрании? Самым приятным для меня было то, что не только мы имели ответы на наши вопросы, но что по всему зданию подымались руки. Католики сидели с методистами, квакеры с адвентистами и когда Дух сходил на собрание, в двадцатом ряду братья обнимали друг друга, те, которые в своих церквах долгие годы не говорили друг с другом.
Расы тоже соединяются. Многое переменилось в наше время. В пятидесятых годах сегрегация была проблемой во многих местах страны. Я припоминаю наше приготовление на мировую конференцию в городе Атланта. Мы заарендовали громадный зал в центре города и, более одной тысячи комнат на пять дней и ночей; заказали время на радио, напечатали регистрационные формы — все необходимое, чтобы собрать эту громадную конференцию.
Через месяц перед конференцией отель узнал, что мы ожидаем, как и всегда, на конференцию несколько черных коммерсантов. Они обещали нам приготовить иное, так называемое одинаковое помещение по соседству. Наши собрания могли быть на телевизионном соединении в роскошных залах гостиницы.
Потребовалось очень много телефонных разговоров, чтобы перенести конференцию в Денвер, Колорадо. И там мы заметили странную вещь. Посещение черными конференции было гораздо больше, чем мы ожидали. Наконец коммерсант мануфактурного магазина в Атланта пролил свет на ситуацию. "Мои друзья уже долгое время спрашивают меня, почему я посещаю молитвенные собрания с завтраками белых людей? Но когда они узнали, что сталось с отелем — мне нужен был автобус, чтобы забрать всех моих друзей, которые хотели быть здесь со мной. (Летом 1973 года мы проводили районную конференцию в Атланта Хайат Хаус, которую посещали 1,500 человек каждый вечер, белые и черные вместе.)
Поколения объединяются. Под руководством Ричарда и его красивой жены Евангелины мы имеем теперь полную программу молодежи на всякой конференции. Много раз, проходя мимо в коридорах отеля, я наблюдал длинноволосую молодежь и опрятно одетых в костюмы людей среднего возраста, проливающих слезы примирения на груди один другого.
Люди разных воспитаний объединяются вместе. Черные и белые собираются вместе в сотнях наших южноафриканских отделов. Протестанты и католики просят друга у друга прощения, обнимаясь в радости в наших отделах в Белфесте, Ирландии.
Все стены, которые разделяли нас с другими людьми, разрушаются. Я припоминаю одну женщину, которая буквально отгородила себя стеной от других людей, чтобы быть удовлетворенной. Сара Илайас была музыкантшей, которая изучала пианино в Джилиарде в Нью Йорке, и пела под руководством Леопольда Стоковского. Высокая, влиятельная Сара, казалось, не имела проблем в мире. Когда она заказала одноместную комнату для районной конференции в Индианаполисе, никто не мог даже подумать, какой мучительный страх владел ею всю жизнь под прикрытием этого отказа.
Случилось, что все кровати в гостинице Индианаполис потребовались, чтобы удовлетворить людей, приехавших на викенд в мае 1972 года. "Сожалею", сказал регистратор в гостинице. Мы вынуждены поместить вас в двухместную комнату". Он проверил список. Другой женщиной в вашей комнате будет Сестра Франсис Клер из Школы Сестер Нотр Дейм. Я уверен, что вы будете довольны ею".
Сара Илайас определенно знала, что она не будет довольной. Воспитанная людьми Святости в маленьком городке западной Пенсильвании, она была научена, не доверять монашкам. Но ее основной проблемой было ее трагическое детство. С того времени, как ее отец застрелил мать, когда она еще была маленькой девочкой, и через все годы в приюте, до дня, когда от нее отказались приемные родители, она знала, что люди ей не доверяют. Поэтому, со своей стороны она не доверяла людям и исключала их из своей жизни. Таким было ее отношение к людям, где бы она ни работала. Между нею и миром была всегда стена.
Никто не знал этих подробностей, пока она, придя к своей комнате, думая что она пустая, обнаружила в ней другую женщину. Сестра Франсис Клер, очень разумная и нежная женщина, и христианка, с особым дарованием лечить память, выразила свое желание помолиться о Саре. В результате этой молитвы, несколько часов позже, страх, противление и огорчение сменилось в любовь и принятие Бога.
Когда я встретился с Сарой того вечера — ее лицо было преображенным. Я попросил ее выйти к микрофону и рассказать что случилось. Позже, она играла на пианино. Когда она окончила играть, вся конференция поднялась на ноги и аплодировали ей, пока она не начала играть опять. Ей было сделано четыре стоячих оваций и в конце всего мы все знали, что Дух Сам играл нам в тот вечер.
Сара Илайас является одной из целой категории подобных людей, которые служат в Общении. Коммерческие и профессиональные женщины. В начале, я был озабочен мужчинами, которые проводили бесплодно свою жизнь, так что я даже не замечал других. В первые годы работы Общения женщины были только христианскими женами своих мужей, которых они старались привести к Господу.
Когда Общение стало более известным, появилась новая группа женщин. Замужние и незамужние, молодые и старые, они были рабочими людьми, которые, подобно мужчинам, чувствовали, что им нечего делать в традиционных церквах. Классы шитья, продажа ношенного платья, утреннее кофе и беседы — все это было неприемлемым для врачей, учительниц, конторских рабочих, как оно было когда-то другим. Мы теперь имеем женщин адвокатов, посещающих наши собрания, актрис, фабричных рабочих. "Продавщиц", я написал в моих записках. "Медсестер. Корреспонденток".
"Демос!"
Роза толкнула меня и, подняв глаза, я увидел стюардессу с подносом бутербродов. Через час мы будем в Гонолулу.
"Стюардессы", я добавил к моим запискам, которые лежали передо мной. Я перечитал написанные от руки страницы. Достижение людей по всему миру, в разные способы, всяких людей. Не есть ли это образ Общения? 
"Что это было?" сказала Роза. Расскажи еще про одну особу и как она переменилась. Верю, все статистики мира не могут передать того чуда, когда Дух перерождает жизнь.
Но где начать или остановиться? Если я начну рассказывать баснословный рассказ о Джеорже Отисе или Волтере Блэке, или генерале Ралфе Хаинсе, у меня не хватит времени и я должен буду пропустить столько же баснословные рассказы о Джими Вате, или Ото Кундерте или Доне Локс.
Общение имеет теперь миллион рассказов, и каждый из них чудный, каждый уникальный и, каждый присоединенный к другому золотой цепью. Каждый присоединен...
Почему не рассказать про одно такое звено, одно чередование в бесконечной цепи реакции, которая есть Общение Коммерсантов Полного Евангелия...? В пятницу утром в начале шестидесятых годов, мне позвонил молодой человек, который сказал, что мы недавно повстречались на конференции в Оклагоме. "Господин Шакариян", сказал молодой человек", я бы хотел, чтобы ты поговорил с моим дядей. Мне кажется, что он готов принять Господа".
"Кто ваш дядя?" "Шанон Вандруф".
Имя мне показалось мало знакомым. "Где он живет?" Он дал мне адрес в весьма роскошной части Довней. "Чем он занимается? Я спросил неспокойно. "Он строитель. Слышали ли вы когда о Синдерела Хомс? Это его предприятие".
В начале я подумал, что я никогда не смогу поговорить с ним! Все в нашей части города знали Синдерела Хомс — это было большое, большое коммерческое предприятие.
Все же я обещал позвонить Шанону Вандруфу и на следующий день, в субботу я позвонил. Господин Шанон Вандруф оказался весьма разговорчивым человеком, с которым было весьма приятно беседовать. Его племянник был прав: Шанон был готов слушать добрую весть об Иисусе. Он и его жена Вета пригласили нас с Розой в тот же вечер в свой большой дом около поля для игры в гольф. Позже они оба с нами поехали в Финикс, Аризона на конференцию Общения, где оба получили крещение Святым Духом.
Теперь новое имя вошло в цепь реакции. Др. Рэй Чарлз Джарман был пастором большой церкви в Соут Гейт, Калифорния, которую Вандруф посещал четырнадцать лет. Под прекрасным руководством Др. Джармана и его проповедями, церковь выросла в миллиондолларовую институцию, с мягкими сиденьями, толстыми коврами, кондиционированным воздухом, импортированными статуями. Др. Джарман вел ежедневную радиопередачу, и считался двигателем интеллектуальнои жизни в Южной Калифорнии.
Но Вандруфсы никогда не слышали, чтобы он проповедовал о Христе. Подобно многим другим хорошо образованным проповедникам, он давно перестал верить в Божество Христа, в чудеса, и другие "ненаучные" понятия. Но он был честным пастором, который всегда хотел дать своей церкви что-то настоящее. И пятьдесят лет он искал эту убегающую реальность. Он посещал Религиозную Науку, Новую Мысль, Христианское Единство, Христианскую Науку. Чувствуя в своей жизни растущую пустоту он обратился к Восточным религиям. Он изучал три года эти религии под руководством Парамаганса Егананда и других. Он обращался к Росикру-синанизму, а потом к Теософии.
В 1961 году, прежде чем эти наркотики были признанными вне закона, он пошел в клинику в Сан Франциско, где нанял на свои средства доктора, медсестру и психиатра быть с ним во время суточного эксперимента с ЛСД. Вместо того, чтобы помочь ему найти Бога, он был мучим кошмарами целый месяц. После своего обращения к Богу, Шанон Вандруф начал спокойное старание привести Др. Джармана на собрание Общения. Ученый пастор был выразительно не заинтересованным. Около четырех лет Шанон беседовал с ним. Дошло до того, что Джарман не мог переносить посещений Шанона.
Однажды общий друг пригласил Др. Джармана на вечер "Христианской музыки и общения" в доме Вандруф.
Пожав плечами Др. Джарман согласился. Нечего терять. Еще будет одно переживание.
Случилось, что в августе 1965 года Рей Чарлз Джарман, с тремя другими членами своей церкви приехал к Шанону. Большая передняя комната в большом доме Вандруфа была так переполнена, что было трудно найти место сесть. Джарман обратил свое внимание на веселое настроение этих людей, что его весьма удивило. Они все были оживленными, как будто за выпивкой. Все происходившее его удивляло и беспокоило. Если бы он не привез других людей с собой, то он немедленно уехал бы.
В продолжение вечера Джарман все больше и больше чувствовал себя стесненным. Пение, молитвы, свидетельства чередовались одно за другим с восклицаниями "Слава Господу!" Джарман все думал, что сказали бы на это его университетские друзья?
В половине вечера открылась передняя дверь и, поддерживаемая двумя мужчинами с обеих сторон стояла весьма изнуренная женщина, какую когда либо он видел. Глубокие круги выделяли ее глаза; ее платье висело на ней, как будто бы под платьем не было тела.
Женщина эта была моя сестра Флоренс. Джарман в ужасе смотрел, когда мужчины перенесли ее через комнату и посадили в кресло. Прошло двадцать пять лет после автомобильной аварии, в которой была Флоренс. Какая чудная четверть века служения были эти годы. Очень часто с Розой около пианино или органа, Флоренс пела в церквах и в собраниях Общения по всей стране. А теперь точно, как было ей предсказано во сне, она умирала от, весьма исключительного вида рака.
"Флоренс Шакариян Лалаян", сказал Шанон, есть ли у тебя сила спеть нам что-нибудь?"
Флоренс улыбнулась. "Я попробую", сказала она. Она положила обе свои руки на свой лоб и отвела его назад, не имея силы поднять свою голову. Затем она начала петь.
И Рей Джарман обнаружил себя лицом к лицу с Реальностью, которую он так долго искал. Джарман был любитель оперы, и он слышал большинство оперных голосов его времени. "Но я никогда не слышал такого голоса", он сказал мне позже. Когда она пела, мне казалось, что ангел стоял в комнате". Флоренс попросила всех в комнате присоединиться к ней на припеве "Великий Бог". Когда все пели, ее голос поднялся выше всех голосов, все выше и выше, подобно жаворонку, до такой степени, что Джарману казалось, что он стоит у ворот неба.
Для Флоренс это была ее последняя песня, а для Рея Чарлза Джармана это был первый случай в его жизни, где он публично заплакал.
Но его разум был так наполнен научными суждениями, что ум его продолжал противиться тому, что знал его дух. Прошло еще несколько месяцев, после чего он сделал устрашающий прыжок сверх своего понимания. В его квартире, как вдовца, в присутствии Шанона Вандруфа, как свидетеля, он склонил свои колени, еще одно, чего он никогда не делал, и просил Иисуса управлять его жизнью. Он поднялся с колен преисполненный радостью, как до этого он всегда был пустой и в страхе.
Его, Рея Джармана, слушали сотни тысяч людей в собраниях Общения по всему свету. "Я проповедовал пятьдесят два года", он говорил нам, "прежде чем я познал Иисуса". Но кто знает, сколько душ достиг Рей Джарман, в последние девять лет, и как много тех, в свою очередь, достигли других? Где кончается золотая цепь, которая соединяет нас одного с другим?
Где она начинается?
Я думал о звеньях, выкованных прежде моего рождения. Магардич Мушеган пророчествовал в Кара Кала: "Через год у тебя будет сын". Я думал о том сыне, который сидел на возу, нагруженном овощами и фруктами, позади лошадки по имени Джек. Какое сильное звено соединило жизнь Шакариянов и Мушеганов. Внук Магардича Хари, в одно воскресение в 1955 году получил откровение в армянской пятидесятнической церкви на Гудрич бульваре. В этом видении он видел святилище, наполненное светом и ручейки масла, изливались с неба на Исаака Шакарияна. Это было рукоположение, единственное, которое признавала наша церковь. И почти десять лет отец исполнял служение пастора церкви безвозмездно, по армянской традиции, заботясь о том, чтобы получить права от штата венчать и хоронить, а также проповедовать каждое воскресенье и заботиться о других нуждах народа.
Опять, в пятницу вечером, осенью 1964 года Хари Мушеган получил второе видение. В тот вечер я был в Коро-надо Отель, на юг от Сан Диего. Ноября 6-го мы начали здесь трехдневную районную Конференцию. Наша дочь Гери пришла ко мне и сказала, что мы все должны вернуться в Довней.
"Дедушка", сказала она. "Он... в госпитале!"
"В госпитале? Но он не болен. Он чувствовал себя хорошо, когда я вышла из конторы после обеда!"
В приемной госпиталя мне сказали, что отец находится в здании через улицу. Странно, подумал я, когда вошел в малый одноэтажный дом, чтобы они положили его в этом темном и забытом месте. Где же медсестры? И я внезапно, понял, что это небольшое здание, было моргом.
Отец лежал на высоком белом столе. Не удивительно, что никто не мог ничего сказать мне о нем. Никогда отец и сын не были так близки. Я стоял в пустой маленькой комнате и слышал его голос, как это было сотни раз многие годы. Когда предоставлялась возможность где-нибудь в мире сказать людям об Иисусе, отец говорил: "Ты иди, Демос, я позабочусь о нашем предприятии".
Дома Др. Дональд Григе ожидал нас. Я был прав, отец не был болен. Он умер подобно тому, как умирали древние патриархи", сказал Др. Григе. "В силе, не в болезни. Он читал вечернюю газету и уснул".
О смерти отца еще никто не знал, кроме Др. Григса и ближайших членов семьи. Мы удивились, когда Хари Мушеган позвонил из Атланты, Джоржия, где он был пастором церкви.
"Старички", сказал он. Я только что встречался со всеми ими! Мой дедушка, мой отец, все старички, которых я помню с детства. А некоторых я никогда не знал. Около часа тому назад я видел всех их с длинными белыми бородами; они смеялись и бегали с распростертыми руками, как будто они кого-то встречали. А потом я видел Исаака, бегущего им навстречу".
Затем наступила на телефоне пауза. Исаак ушел, не так ли?"
Мы пристегнулись ремнями для приземления. Самолет пошел на крен и начал снижаться.
Иди, Демос...
Так сказал Бог каждому из нас, не так ли? Иди ты, Ефим, Иван, Мария. Он не всегда говорит нам, куда идти в начале дороги. Я подумал о втором откровении, которое получил юноша-пророк много лет назад. Оно все еще запечатано и не открыто. Предсказывает ли оно великое гонение, грядущее на христиан в Америке, перед пришествием Господа? Я лично думаю так. Я думаю, что нам дарован Дух для подготовки к тому времени, чтобы соединить нас в Тело и назначить каждому из нас служение по нашим способностям для добра Тела. Я часто думаю, кто откроет и прочитает это предсказание для церкви. Но это не так важно. Важно то, что Он говорит каждому из нас идти. Иди с тем даром, которым Он тебя наделил, зная, что если мы обнаружим этот дар и используем, независимо, чтобы ни случилось вокруг нас, мы будем наисчастливейшими людьми на земле.
Самолет приземлился с маленьким прыжком и подъехал к аэропорту. Роза начала собирать наши вещи.
"Ты готов, Демос?" сказала она.
"Я готов, Роза."
Мы вышли в проход и вместе направились к новому приключению.